Жители выступили в поддержку задержанных защитников Сретенки
Вчера хотела написать о том, что пытаются люди спасти от застройки старую Москву, красавицу-Сретенку.
Сегодня уже надо писать что пора спасать людей, пытавшихся спасти Сретенку.
Защитников задержали и дали по 10 суток.
Ишь, чего надумали! Культур-шмультур-история им подавай!
Злостные правонарушители возмутительными вещами занимаются: норовят спасти исторический центр столицы от похабной застройки очередным отелем.
"Сегодня защитники Сретенки выступают в поддержку своих задержанных товарищей Кирилла Медведева, Фёдора Неронова и Анастасии Борисюк (Саморуковой), которые были арестованы по решению Мещанского суда Москвы на 10 суток по статье о неповиновении полиции. Сегодня Московский городской суд отклонил апелляцию на решение районного суда.
Защитники Сретенки выступают за сохранение объектов культурного наследия, сохранившихся на том месте, где застройщик намерен построить апарт-отель, уничтожив археологические памятники XVII-XIX веков.
Акция поддержки проходит в форме встречи с депутатом".
Читаю такие новости и думаю: строители эти херовы нажрутся когда-нибудь?
Ну и об актуальном, как похорошела Россия: больше трёх не собираться, а если собрались - прикройте сие непотребство депутатом, а кто дерзнул историю полюбить вместо денежек скрепных в офшорах - милости просим, пожалуйте на 10 суточек-с к нам в обезьянничек-с.
История не нова, всё повторяется.
Самая большая потеря улицы и всей Москвы произошла на Сухаревской площади, куда выходит на Садовом кольце Сретенка.
Сухаревка для меня одно из самых памятных мест. Не знаю почему, но моя бабушка очень любила этот район и мы очень часто здесь гуляли. Чаще только на ВДНХ.
Я, конечно, башню не видела, а вот прабабушка и бабушки рассказывали мне о ней. Она была каменной, розовой и огромной, с шикарной лепниной и богатой историей. Двухярусное здание с арками и башней. Строили его в стиле московского, нарышкинского барокко, почитавшегося Львом Кирилловичем Нарышкиным, дядей царя по матери. Башню стали называть Сухаревской, как полк, охранявшей ворота. Часовые, кстати, и при коммунистах стояли.
"В 1925 году Сухареву башню основательно обновили. Нашли ей новое применение. И вдруг она стала поперек горла большевикам, вплотную занявшимся переустройством Москвы. После того, как взорвали соборы монастырей Кремля, храм Христа, пришла очередь и Сухаревской башни.
Несмотря на все усилия защитников башни, 16 марта 1934 года ЦК ВКП(б) одобрил с предложением Московского комитета партии о сносе Сухаревской башни и Китайгородской стены. Участь древних московских памятников была решена. В ответ на это решение 17 апреля 1934 года с коллективным письмом к Сталину обратились заслуженный деятель искусств К. Ф. Юон, академик А. В. Щусев, А. М. Эфрос, к которым присоединились и авторы первого письма И. Грабарь, И. Жолтовский, И. Фомин и другие.
Очевидцем событий был знаменитый журналист и москвовед Владимир Алексеевич Гиляровский, который в письме своей дочери писал: " Её ломают. Первым делом с неё сняли часы и воспользуются ими для какой-нибудь другой башни, а потом обломали крыльцо, свалили шпиль, разобрали по кирпичам верхние этажи и не сегодня-завтра доломают её стройную розовую фигуру. Все ещё розовую, как она была! Вчера был солнечный вечер, яркий закат со стороны Триумфальных ворот золотил Садовую снизу и рассыпался в умирающих останках заревом".
Эти слова он дополнил своими стихами:
"Жуткое что-то! Багровая, красная,
Солнца закатным лучом освещённая,
В груду развалин живых превращённая,
Все ещё вижу её я вчерашнею —
Гордой красавицей, розовой башнею…"
В ходе разборки Сухаревой башни был сохранен наличник одного из сдвоенных окон третьего этажа. Его перевезли в Донской монастырь, где в то время работал филиал Государственного музея архитектуры. Там его вмуровали в аркаду монастырской стены. Этот наличник сохранился и до наших дней, но доступ к нему ограничен, так как этот участок стены находится на территории, закрытой для посетителей. Часы Сухаревой башни также сохранились, они установлены на Передних воротах музея-усадьбы Коломенское".
Самой башней не обошлось, могилу Брюса тоже уничтожили при реконструкции старой Москвы. В тридцатые годы на улице Радио стали разбирать кирху и обнаружили в склепе гроб с телом графа. Его опознали по фамильному перстню. Останки колдуна передали в лабораторию антрополога и скульптора Герасимова, но каким-то образом останки исчезли — остались лишь перстень, кафтан и камзол Брюса. Одежда сейчас хранится в фондах Государственного Исторического музея. А перстень тоже где-то потерялся.
Моя прабабушка была из большой семьи, но, примерно, к середине 30-х годов родных оставалось немного. Овдовела она рано и чтобы прокормить двух своих дочерей вернулась поближе к брату, крестной и столице. Ей с дочками дали комнатку в комуналке, с общей кухней, ванной, уборной.
В комнату перевезли старинный буфет, сервант, софу, абажур с бахромой, торшер и большой круглый стол с витыми ножками. Сохранилось много книг и несколько статуэток. И сейчас есть у меня две крохотные рюмки на тонкой ножке, обернутые хлопковой салфеткой и две чайные пары, с фарфором прозрачным на свет. Для книг купили позднее шкаф, а поначалу хранили стопками.
В буфете, когда мне было примерно четыре года я нашла махонькую ложечку с глазурью, витой ручкой и бабушка мне её подарила. Теперь уже я знаю судьбу ложечки, тогда она была просто игрушкой.
Дом их был волшебным для меня, в нём жили книги, было окно в ванной, бархатная скатерть и весёлые игры в карты в тёплом облаке света от оранжевого абажура. Меня научила играть в карты бабушкина младшая сестра как раз в 4-5 и петь вместе с ней дворовые песни.
Из того, что помню я по рассказам: в Сухаревской башне жил колдун, а когда он умер и его похоронили в Немецкой слободе, в башне каждую ночь стал гореть свет на самом верху.
А в сарае купчихи Синебрюховой видали приведение, потому что построен он был на кладбище Петровском. Бабушка рассказывала, что когда там стали кино крутить, так "мертвецы" прямо во время сеансов бывало пугали особо впечатлительных девиц.
Ещё я помню в булочной ложки, которыми хлеб брали, бельё, которое сушили во дворе, деревянные тёплые резные перила, скрипучие половицы, лампу-керосинку в кухне, соседку Нюру, бабушкину шляпу с вуалью, которую примеряла тайком, бусы и колье, которое она подарила мне позже, сумочку-ридикюль, немецкую куклу с меня ростом, бакалею, где принимали бутылки из стекла.
Вспоминаю это всё и тепло-тепло, как если бы ладонью по бархату скатерти провела, в аккурат там где за минуту до этого стояла пиала с чаем.
А что помнят эти разрушающие, ворующие, сажающие, плюющие в историю? Есть ли что-то на белом свете от чего им тепло?
Что-то мне подсказывает, что бунт народный не за горами. Прекрасные хипстеры на самокатах после всех вот этих "10 суток", "побиваний чоповцами" и прочего, вернутся к истокам и найдут в себе силы освоить вилы, чтобы научить любить искусство, а заодно и Родину, своих маргинальных оппонентов с претензией на дворянские корни.
Классовая вражда намечается.
